Я не видел ее уже целый год, но прекрасно помнил, как выглядела эта женщина. Лора, по всей видимости, до сих пор находилась гдето поблизости, насильно удерживаемая в неволе.
Я не нуждаюсь в его прощении! А затем вышибу ее куриные мозги. Что ты сказал, поп? Вряд ли он тебе поможет. Тем более что ты больше не принадлежишь к его стаду, верно? Он прижался спиной к стене и закрыл лицо руками. Он задрал пистолет вверх и выстрелил в потолок. Оказалось, что ствол оружия был таким длинным изза навинченного на него глушителя.
Поэтому вместо оглушительного грохота в подземелье раздался лишь тихий хлопок, будто ктото ударил ладонью по подушке. В то же мгновение, громко клацнув, пуля ударила в прямоугольный металлический плафон, висевший на четырех цепях прямо над головой похоронщика. Флуоресцентная лампа, однако, не разбилась, а лишь заметалась на длинных цепях, к которым была подвешена. Ледяное лезвие света летало по комнате, как яркое лезвие косы, выписывая широкие круги на полу подземелья. Пинн не двигался, но его долговязая тень, напоминавшая, как и ее хозяин, пугало, присоединилась к дикому танцу, который в ритмичном качании лампы исполняли другие тени, летавшие по комнате, словно черные дрозды. Звенья пляшущих и подпрыгивающих цепей терлись друг о друга и звякали. Так могли бы звенеть в маленькие колокольчики мальчикислужки с глазами ящериц и в пропитанных кровью хитонах, прислуживая на дьявольской мессе.
Пинн засунул пистолет в кобуру. Сатанинская музыка и пляшущие тени, похоже, привели его в возбуждение. Он вдруг издал нечеловеческий вопль дикий вопль безумца, похожий на ноту из кошачьего концерта. Такие порой будят вас по ночам и заставляют гадать, глотка какого существа способна издавать подобные звуки. Священник рухнул на пол, а мне наконец удалось извлечь из кармана оружие. Я включил луч лазерного прицела.
Эта фраза прозвучала заключительным аккордом. Я выключил лазерный прицел и снова спрятался за ангела с лютней. Он лежал у подножия лестницы, скрученный страшной болью, скорчившись наподобие зародыша в материнской утробе. Я раздумывал, не подойти ли к священнику, чтобы посмотреть, насколько серьезны нанесенные ему повреждения, и заодно попытаться выяснить, что означала сцена, свидетелем которой я стал. Однако, поразмыслив, я решил не обнаруживать своего присутствия и остался там, где стоял.
Пусть могильщик и священник были противниками, но они оба являлись участниками некоей загадочной, сложной и к тому же преступной игры, о которой я не имел ни малейшего представления вплоть до сегодняшнего вечера, а значит, имели гораздо больше общего друг с другом, нежели со мной. Наложив на нее лапу, они получили и рычаг, и точку опоры для того, чтобы вертеть преподобным, как им вздумается. Я же не имел возможности влиять на него. Леденящая кровь мелодия звенящих цепей постепенно сходила на нет, а круги, которые выписывало на полу лезвие белого света, становились все уже. Без причитаний, не издав даже слабого стона, священник поднялся на ноги, а затем заставил себя встать в полный рост. От боли он был не в состоянии держаться прямо. Согнувшись наподобие обезьяны, утратив любое сходство с актеромкомиком и цепляясь правой рукой за поручень лестницы, пастор с видимым трудом стал подниматься по скрипучим ступеням, ведущим в церковь. Перед тем как двинуться в обратный путь, вновь пробираясь между высокими с меня, а то и выше ростом гипсовыми фигурами, я посмотрел в глаза ангелу с лютней, за которым прятался все это время, и увидел, что они синего цвета, совсем как мои. Тогда я внимательно всмотрелся в его гипсовое, покрытое лаком лицо.
